Центральная Азия, включающая Казахстан, Узбекистан, Туркменистан, Кыргызстан и Таджикистан, исторически опирается на экспорт углеводородов как ключевой фактор экономического роста. Регион обладает значительными запасами нефти и газа: Казахстан располагает около 3% мировых запасов нефти (примерно 30 млрд баррелей) и 1,2% газа, Туркменистан — 10% мировых запасов газа (около 19,5 трлн куб. м), а Узбекистан имеет около 0,6 трлн куб. м газа. Эти ресурсы обеспечивают существенную долю ВВП: в Казахстане нефтегазовый сектор формирует до 30% ВВП и 60% экспорта, в Туркменистане — около 40% ВВП, в Узбекистане — 20%. Однако истощение запасов, волатильность цен на энергоносители и глобальный переход к низкоуглеродной экономике ставят под вопрос устойчивость текущей модели.

Глобальный спрос на нефть, по прогнозам Международного энергетического агентства (IEA), достигнет пика к 2030 году, составив 105,7 млн баррелей в сутки, после чего начнет снижаться в сценарии Net Zero к 2050 году до 24,7 млн баррелей. Запасы нефти в Центральной Азии конечны: в Казахстане при текущем уровне добычи (1,8 млн баррелей в сутки) разведанные запасы могут быть исчерпаны через 45–50 лет, в Узбекистане — через 20–25 лет. Туркменистан, ориентированный на газ, столкнется с аналогичными проблемами, так как спрос на газ в Европе, ключевом рынке, сократится на 20% к 2030 году из-за перехода на возобновляемые источники энергии (ВИЭ). Эти тенденции требуют от региона диверсификации экономики и адаптации к новым реалиям.

Казахстан, крупнейшая экономика региона, производящая 0,2% мирового ВВП (около 225 млрд долларов в 2023 году), наиболее зависим от нефти. Экспорт углеводородов обеспечивает 60% валютных поступлений, а падение цен на нефть в 2014–2016 годах привело к девальвации тенге на 85% и снижению ВВП на 2,5% в 2015 году. Страна предпринимает шаги по диверсификации: программа «Нұрлы Жол» (2015–2025) направлена на развитие транспортной инфраструктуры и ненефтяного сектора, а доля ненефтяного экспорта выросла с 35% в 2010 году до 42% в 2023 году. Однако прогресс ограничен: обрабатывающая промышленность составляет лишь 12% ВВП, а сельское хозяйство — 5%. Инвестиции в ВИЭ составляют менее 1% от общего объема (около 1,2 млрд долларов за 2015–2023 годы), тогда как в нефтегазовый сектор ежегодно вкладывается 10–12 млрд долларов.

Узбекистан, второй по экономической мощи в регионе (ВВП 90 млрд долларов в 2023 году), демонстрирует более сбалансированную структуру экономики. Доля углеводородов в экспорте снизилась с 30% в 2010 году до 15% в 2023 году за счет роста текстильной промышленности (экспорт 3,5 млрд долларов) и сельского хозяйства (экспорт 2 млрд долларов). Реформы 2017–2023 годов, включая либерализацию валютного рынка и приватизацию, привлекли 7 млрд долларов прямых иностранных инвестиций, из которых 40% направлено в ненефтяной сектор. Однако зависимость от газа сохраняется: 90% электроэнергии производится из ископаемого топлива, а мощность ВИЭ составляет лишь 700 МВт (4% от общей генерации).

Туркменистан, с ВВП около 60 млрд долларов, остается наиболее уязвимым. Газ обеспечивает 80% экспортных доходов, а экономика почти полностью зависит от китайского рынка (70% экспорта газа). Попытки диверсификации минимальны: ненефтяной сектор составляет менее 20% ВВП, а инвестиции в ВИЭ практически отсутствуют (менее 0,1 млрд долларов за 2015–2023 годы). Закрытость экономики и низкая прозрачность препятствуют привлечению инвестиций: индекс восприятия коррупции (CPI) в 2023 году составил 18 из 100, худший показатель в регионе.

Кыргызстан и Таджикистан, с ВВП 12 млрд и 10 млрд долларов соответственно, имеют ограниченные запасы углеводородов, но зависят от денежных переводов мигрантов (30–40% ВВП) и экспорта сырья (золото в Кыргызстане, алюминий в Таджикистане). Эти страны уязвимы к внешним шокам: падение цен на золото на 10% в 2020 году сократило экспортные доходы Кыргызстана на 15%. Развитие ВИЭ, особенно гидроэнергетики, сдерживается нехваткой инвестиций: мощность ГЭС в Таджикистане составляет 4 ГВт, но потенциал оценивается в 40 ГВт.

Климатические изменения усугубляют вызовы. С 1950 года средняя температура в Центральной Азии выросла на 1,6°C в северной части и 0,5°C в южной, что привело к сокращению ледников на 30%. Это угрожает водоснабжению: 80% водных ресурсов региона формируется за счет ледников. По оценкам Всемирного банка, экономические потери от стихийных бедствий составляют 0,4–1,3% ВВП ежегодно. Адаптация требует инвестиций в размере 20 млрд долларов к 2030 году, но текущие расходы не превышают 1 млрд долларов в год.

Глобальный переход к низкоуглеродной экономике создает дополнительные риски. Страны ЕС, на которые приходится 40% экспорта казахстанской нефти, планируют ввести углеродный налог (CBAM) с 2026 года, что увеличит издержки экспортеров на 5–10%. Китай, основной потребитель туркменского газа, намерен сократить долю ископаемого топлива в энергобалансе с 80% в 2023 году до 50% к 2040 году. Эти меры снижают конкурентоспособность углеводородов из Центральной Азии, вынуждая регион искать альтернативные источники дохода.

Технологический прогресс в добыче углеводородов замедляет истощение запасов, но не решает проблему долгосрочно. В Казахстане коэффициент извлечения нефти (КИН) составляет 30–40%, что ниже мировых стандартов (50–60%). Новые технологии, такие как закачка полимеров, протестированные на Западно-Салымском месторождении, повышают КИН до 69%, но их внедрение ограничено из-за высокой стоимости (до 500 млн долларов на месторождение) и налоговой системы, ориентированной на традиционные методы добычи. В Узбекистане и Туркменистане аналогичные технологии почти не применяются.

Альтернативные источники энергии развиваются медленно. В Казахстане доля ВИЭ в энергобалансе выросла с 1% в 2015 году до 4% в 2023 году, но цель в 15% к 2030 году требует инвестиций в 10 млрд долларов. Узбекистан планирует довести долю ВИЭ до 25% к 2030 году, но текущие проекты (1,5 ГВт солнечных и ветровых станций) покрывают лишь 10% потребности. Таджикистан и Кыргызстан зависят от гидроэнергетики (90% и 80% генерации соответственно), но износ инфраструктуры (70% ГЭС построены до 1990 года) снижает эффективность. Туркменистан практически не инвестирует в ВИЭ, сохраняя ориентацию на газ.

Социально-экономические последствия перехода к постуглеводородной экономике значительны. Нефтегазовый сектор обеспечивает 10–15% занятости в Казахстане и Узбекистане, но переход к ВИЭ создает меньше рабочих мест: на 1 МВт мощности в нефтегазе требуется 10 работников, в ВИЭ — 2–3. Без переобучения 500 тыс. человек в регионе могут потерять работу к 2040 году. Образовательные программы ограничены: в Казахстане только 5% вузов предлагают курсы по ВИЭ, в Узбекистане — 3%. Низкий уровень цифровизации (индекс цифровизации в регионе — 0,45 против 0,7 в ЕС) затрудняет переход к высокотехнологичным отраслям.

Региональное сотрудничество могло бы ускорить адаптацию, но оно ограничено. Проекты, такие как газопровод TAPI (Туркменистан–Афганистан–Пакистан–Индия), буксуют из-за геополитических рисков и нехватки финансирования (стоимость 10 млрд долларов). Трансграничные инициативы в ВИЭ, например, объединение энергосистем, не реализуются из-за отсутствия политической воли и инфраструктуры.

Международные организации подчеркивают необходимость реформ. МВФ рекомендует странам региона сократить субсидии на ископаемое топливо (в Казахстане — 5% ВВП, в Узбекистане — 7%) и увеличить прозрачность бюджетов. Всемирный банк оценивает потребность в инвестициях в зеленую экономику в 50 млрд долларов к 2050 году, но текущие обязательства не превышают 10 млрд долларов. Пример Азербайджана, снизившего долю нефти в ВВП с 51,2% в 2011 году до 37,8% в 2021 году, показывает, что диверсификация возможна, но требует последовательной политики и времени.

Центральная Азия не готова к постуглеводородной эпохе. Зависимость от углеводородов, низкий уровень инвестиций в ВИЭ, климатические риски и социальные вызовы ограничивают потенциал региона. Без ускорения реформ, включая налоговые льготы для зеленых технологий, развитие образования и региональное сотрудничество, страны рискуют столкнуться с экономическим спадом и социальной нестабильностью. Текущие темпы изменений недостаточны для адаптации к глобальным трендам, и время для подготовки стремительно сокращается.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram