Любой вид вооруженного противостояния влечет за собой жертвы не только среди непосредственных участников, но и среди окрестного мирного населения. Здесь может сказаться применение неизбирательного огнестрельного оружия, преступления комбатантов в условиях неразберихи, социально-экономические бедствия территории охваченной войной и даже намеренная истребительная политика одной из сторон.

StanRadar продолжает публикацию статей историка Валерия Бекарина, посвященного трагическим событиям 1916 года. Данный текст посвящен сложной теме: преступлениям против мирного населения во время восстания столетней давности, развернувшегося в Туркестане.

***

Бои в августе 1916 года в кыргызской части Семиреченской области не стало исключением, счет погибших и пропавших мирных жителей шел на тысячи человек, причем оценка реальной численности жертв осложнялась тем, что значительная часть жителей Пишкекского и Пржевальского уездов составляли кочевые общины, фиксация состояние которых – составляла объективную проблему. Попытаемся разобраться в ситуации: каковые были потери населения кыргызской части Семиречья в 1916-м и каковы были причины этих потерь?

В силу понятных причин больше говорят о численности жертв среди коренного населения, в особенности – жертв боев и карательных экспедиций, бегства через горы и тяжелых условий жизни в эмиграции в Китае. Общая численность жертв, по последним научным данным, оценивается в 40 тысяч человек (подробнее см. ниже), однако в силу очевидных причин какая-либо точная статистика смертей и имущественных потерь среди кочевого и полукочевого населения в то время была невозможна.

Однако одновременно в ходе вооруженного противостояние в Туркестане также пострадало множество представителей оседлого русского населения, преимущественно земледельцев и скотоводов, чья положение более или менее точно отражено в статистических материалах.

 

Таблица 1. Численность потерь оседлого населения в 4 уездах Семиреченской области в ходе восстания 1916 года[1].

	Общее население (1897)	Число пострадавших от поджогов хозяйств	Число убитых	Пропало без вести
Верненский	223 283	-	16	-
Джаркентский	123 636	264	32	20
Пишкекский	176 577	465	98	65
Пржевальский	147 517	1586	2179	1299

 

Изучая эти данные, нужно отметить несколько моментов.

Во-первых, число жертв среди оседлого населения в общей сложности – меньше, чем потери кочевого кыргызского населения, но в случае оседлого населения речь явно не идет об отдельных и случайных инцидентах или насилии в рамках политической борьбы. Зафиксированы факты гибели лишь 84 представителей государственных структур: 55 военных, 22 представителей власти из коренного населения и 7 русских гражданских чиновников[2]. Таким образом, основную часть жертв среди оседлого населения составляли именно – мирные жители, причем, по данным источника, - преимущественно этнические русские.

Во-вторых, очевидным образом число жертв никак не зависит от общей численности жителей уезда в период последней на момент событий переписи. Следовательно, острота конфликта целиком определялась его особенностями на конкретной территории.

Учитывая, что большая часть погибших из числа оседлых жителей южного Семиречья не могла стать жертвами карательных операций царских войск, так как к восставшим принадлежало преимущественно кочевое население, приходится признать, что здесь, прежде всего, итоги криминального насилия, в том числе от лиц – примкнувших к восстанию.

К сожалению, такие факты были нередки, причем, как мы видим, наибольшее их число было зафиксировано в Пржевальском уезде. В Пишкекском уезде (северо-запад современного Кыргызстана) их число больше, чем в северном Семиречье, однако не столь внушительно как в районах, прилегающих к озеру Иссык-Куль.

Это связано с тем, что в этом районе массовые выступления были менее масштабны и затронули преимущественно волости, входившие в административный Токмакский участок. Там, по донесениям местной полиции, вооруженными отрядами было сожжено более 900 строений, включая дома и заимки, причем 73 человека были убиты и 65 пропали без вести. Т.е. на этот участок приходится подавляющее число жертв восстания в уезде.

Для сравнения в Беловодском участке, втором по уровню криминальной и повстанческой активности пострадало в той или иной мере около 60 хозяйств, причем поджогов было, видимо, немного[3].

В окрестностях Токамака сказывался «эффект толпы», агрессия распаленных политическими лозунгами людей, действующих в хаотичной массе, где личная ответственность размывается. Это привело к массовым жертвам, грабежам и погромам, которые не смогли и на захотели предотвратить лидеры восстания, включая М. Шабданова, провозглашенного «хана» и брата царского начальника одной из волостей, о котором мы рассказывали в прошлой статье.

В других участках, где крупные вооруженные формирования не собрались или были рассеяны, число жертв охваченной яростью больших групп было сравнительно невелико, хотя такие случаи также были. Как сообщало одно из донесений: «Сегодня появились скопища [в] предгорье против селения Беловодского: двое настигнутых этим скопищем крестьян убиты»[4].

В остальном к человеческим жертвам приводила преимущественно активность вооруженных групп, нападавших на местных жителей и беженцев из Пржевальского уезда. Одна из таких групп действовала в окрестностях самого Беловодского, причем отличалась каким-то небывалым остервенением, преступники не только убивали, но и «уродовали», видимо, пытая, жертв.

Как сообщает другой полицейский рапорт: «Местной дружиной, распоряжением пристава, переловлено несколько киргиз убивших шесть крестьян[-]беженцев, изнасиловавших женщин, выколовших глаза детям... Вчера около города обнаружен изуродованный труп джигита. Сейчас привезен такой же местного коммерсанта Гущина»[5]. Как видно по упоминанию «джигита», т.е. кыргыза, - преступники действовали даже без особой оглядки на национальность жертв.

К сожалению, создание в волости «дружины», т.е. отряда самообороны под руководством местного земского начальника, привело к едва ли не худшим последствиям. Плохо обученный отряд добровольцев под командованием земского пристава Грибановского – устроил в округе массовые облавы, чтобы найти преступников, задержал более по разным данным от 200 до 500 с лишним человек из Тлеубердинской волости, которых доставил в Беловодское[6], видимо, в надежде, что «там разберутся как-нибудь».

Однако на следующий день толпа местных жителей атаковала задержанных после того, как небольшая группа таковых попыталась бежать из-под ареста, и расправилась с множеством арестованных, видимо, считая их причастными к недавним зверским убийствам и изнасилованиям. Начались избиения и убийства. Беспорядки были подавлены только прибывшим на место воинским отрядом Левашова. Дружинникам же пришлось срочно конвоировать оставшихся задержанных (138 или 139 человек) в уездный центр.

Точное число жертв этого погрома неизвестно: первоначально Грибановский донес в отделение жандармерии об убийстве «при попытке к бегству» «200 человек», видимо, желая замять дело[7]. Однако истинная подоплека случившегося вскоре стала известна официальным властям[8].

К счастью, кроме описанных случаев, период восстания в Пишкекском уезде прошел значительнее спокойнее, чем на Западе региона. Значительная часть населения и русского, и кыргызского (многие волости бойкотировали воинский призыв, но к восставшим не примкнули) – оставалась нейтральной к политическим событиям, а число зверств, совершенных сторонами конфликта, было сравнительно небольшим.

Значительно хуже была ситуация в Пржевальском уезде, где убийства и поджоги практиковались гораздо шире, чем в прочих уездах региона, причем по имеющимся свидетельствам отличались особой жестокостью, подобным той, что проявляла упоминавшаяся беловодская банда.

Напомню, согласно статистике, в уезде было убито 2,5-3,5 тыс оседлых жителей, полторы тысячи хозяйств пострадало от поджогов. Причем в эту статистику не входят сведения об пострадавших в ходе восстания гражданах Китай, преимущественно торговцев, поденных рабочих и некоторых кочевников-дунган. По заявлению китайских властей, в Пржевальском уезде было убито около 400 китайцев, а ограблено – около 4000, причем российской стороной эти сведения опровергнуты не были, хотя Пекин требовал от Москвы материальной компенсации[9].

Можно предположить, что столь массовые расправы были связаны с сознательными установками лидеров восстания в уезде, которые были более радикальными, чем Верном или Пишкеке, и сознательно толкали участников боев к нападениям на инонациональное население. В результате события в Пржевальском уезде стали наиболее кровавой страницей событий 1916 года.

Уже весной 1917-го крестьяне Пржевальского уезда писали: «Правда, почти во всем Туркестане состоялось примирение, и только в одном Пржевальском уезде его нет и не будет скоро. Не может население простить киргизам выкалывание глаз, вырезание языков, убийство невинных людей, изнасилование женщин, девушек и даже девочек. Не можем простить киргиз, виновников полного своего разорения»[10].

Ужас перед расправами 1916 года сохранился среди русского населения региона вплоть до сегодняшних дней на уровне семейного предания. При вспышках национализма всякий раз высказываются опасения, не последуют ли новые погромы против русских. Одна из местных жительниц писала автору: «Ведь сто лет назад тоже предупреждали знающие люди, но к этому почти никто не прислушался. Бабушка рассказывала, как это было. На ее глазах семью убивали…»[11].

Действительно, в результате боев и поджогов существование прекратили целых населенные пункты уезда, многие жители были убиты или взяты в плен. Причем расправы зачастую носили показательно зверский характер. В частности, примером может служить расправа над обитателями православного монастыря на Иссык-Куле. Группа нападавших ворвалась на территорию монастыря, выломала дверь в храм, где шла служба, всех находившихся внутри – выводили на паперть и убивали с особой жестокостью, в частности, преступники отрубили иеромонаху Рафаилу руку, монаху Дорофею – нос. Ставший свидетелем этой драмы послушник А. Вавилов выжил чудом, укрывшись на колокольне[12].

В результате массовых поджогов было в уезде было уничтожено 14 православных церквей и молитвенных домов, 6 сельских школ, а также сельскохозяйственное училище[13]. В результате действий некоторых отрядов восставших полностью опустили десятки сел, включая Иваницкое, Покровское, Высокое, Кольцовка и др., часть жителей была убита, часть скрылась в Пржевальске и поселке Теплоключенском, где переждали осаду[14].

Далеко не все участники восстания участвовали в подобных убийствах или сочувствовали им. Есть масса свидетельств того, кыргызы укрывали русских от агрессивной толпы, спасали им жизни, помогли освободиться из плены. Многие люди обеих национальностей находили возможности даже в условиях вооруженной борьбы оставаться людьми. Однако гражданская война, прологом которой стало Туркестанское восстание, не знает гуманизма, ее история окрашена поступками наиболее жестоких и фанатичных участников.

Случаи зверств встречались с обеих сторон, причем жестокость приобретала черты этнической ненависти. В Пржевальске 13-14 августа в городе начались грабежи «инородцев», в особенности тех, кого в городе считали причастными к восстанию. Так, например, были разграблены арестованного мариинского волостного управителя Марафы и богача Мурата Тюряева, расстрелянного без суда за помощь восставшим Криминогенную ситуацию в городе создавала концентрация жителей в районе казарм, так как в Пржевальске не хватало войск для обороны по периметру, и многие дома были оставлены[15]. В кражах зачастую участвовали беженцы из оставленных сел, бросившие дома и имущество и лишенных каких-либо средств.

К счастью, массовых убийств по образцу беловодских в городе, видимо, удалось не допустить. По решению властей, оказавшихся в Пржевальске кыргызов, дунган и узбеков численностью до 400 человек – взяли под охрану, разместив в зданиях больницы и тюрьмы[16]. Попытки самосуда над группой дунган на площади были пресечены местной дружиной. Отдельные расправы банд над представителями мусульманского населения, а также подозрительное убийство группы арестованных участников восстание при попытке к бегству – имели место. Однако кровопролитие, видимо, не достигло тех масштабов, что в Беловодском.

К сожалению, на периферии кровавых крупных расправ и грабежей избежать не удалось. В окрестностях сел Аксу и Сазоновка местными жителями были совершены нападения на группы кашгарских торговцев, спасающихся от восставших, сопровождавшиеся грабежами и множеством убийств. Части из пострадавших удалось добраться до Пржевальска, чтобы спастись и рассказать о случившемся[17].

Следует подчеркнуть, что никакие из этих действий нельзя назвать частью государственной политики или тем более – «геноцида». Практически все расправы дело рук либо местных жителей, либо полуофициальных «дружин», созданных в дни восстания из-за нехватки войск. Причем участники подобных посягательств также, как и кыргызы-участники восстания представали перед судом и подвергались наказанию. В 1917 году даже дебатировался вопрос о распространении на них «амнистии Керенского», касавшейся участников восстания из числа коренного населения («К суду было привлечено значительное число русских поселенцев, особенно в Семиреченской области... Русских людей, привлеченных по этим делам амнистия не коснулась, многие из них содержатся теперь под стражей»)[18].

Упоминаемые в доступных документах преступления полицейских и военных – носят имущественный характер, чаще – это кражи имущества в оставленных населенных пунктах. Причем они известны историкам именно по материалам следственных дел и уголовных процессов, что явно показывает – власть такую практику не одобряла.

В зоне боевых действий командиры военных отрядов прибегали к внесудебным казням восставших, копируя практику подавления восстаний 1905-1907 гг в Центральной России. Однако, судя по воспоминаниям кыргызов, ставших свидетелями казней, речь шла не об этнических чистках, а о реальных попытках выявить и уничтожить «опасный элемент» со стороны карателей. В частности, отряда подпоручика Кошкина в Джумгале производил казни на основе указания русских поселенцев, кто из кыргызов участвовал в беспорядках и грабежах (что в точности копирует практику подавления Московского восстания за 10 лет до того)[19].

Вообще утверждение о наличии какой-то планомерной политики «геноцида» киргизского населения, запущенное в оборот все тем же Г. Бройдо, не выдерживает никакой критики. Зачем правительству было лишать себя в разгар тяжелых военных поражений 1916 года работоспособного населения, платящего налоги, провоцировать массовую эмиграцию в Китай, а затем тратить средства на программы возвращения беженцев (об этом в следующем очерке)?

Вообще примерная оценка числа потерь кыргызского населения от различных факторов показывает, что основной причиной большинства смертей стали не действия правительственных войск и дружин, а факторы косвенные по отношению к событиям вооруженного восстания. По оценкам Д. Джунушалиева, в ходе боев и карательных операций погибло около 4 тысяч человек, в ходе бегство через горы в Китай – 12 тысяч, а еще 70 тыс – в результате голода и болезней уже в китайских провинциях[20]. Т.е. большая часть смертей относится к причинам, которые власти империи вряд ли могли как-то контролировать.

Более поздние расчеты дают гораздо меньшую оценку демографических потерь в ходе восстания. В результате смертности, сокращения рождаемости и безвозвратной на 1917 год эмиграции в Китай кыргызское население Пишкекского и Пржевальского уездов сократилось не более чем 39 тысяч человек. Общая численность убитых в боях и карательных операциях вряд ли физически может превышать 10 тысяч человек – примерная сумма оценок численности «скопищ» восставших военных отчетах.

Особняком стоит вопрос о переселении этнических кыргызов в 1916-1917 гг, намеченном А. Н. Куропаткиным. Эту меры трудно назвать «удачной» и часто эта политика расценивается, как проявление личных этнических фобий генерал-губернатора, однако в своих докладах он предлагал вполне рациональную мотивацию подобного решения.

Наравне с карательными и идеологическими причинами он указывал на следующий момент: «Озлобление русских поселенцев, понесших тяжелые жертвы или лично потерявших членов семей или видевших следы чрезвычайных зверств киргизского населения, очень велико. Приходится принять меры, чтобы оградить безоружных киргиз, уже изъявивших покорность или даже не принимавших участия в восстании, появляющихся среди русских поселенцев... При такой обстановке возвращение киргиз, изъявивших покорность, в места их прежнего жительства совместно и вперемешку с русскими совершенно невозможно»[21].

При всей спорности подобного подхода к межэтническим проблемам, нужно признать, что Куропаткин вовсе не придумывал эти проблемы, которые остро стояли в действительности. Причем смена власти в феврале 1917 года ситуацию не улучшила, а политические потрясение, вновь создав беспорядок, лишь обострили криминальное насилие на национальной почве.

В обращении в адрес Временного Правительства, написанного весной 1917-го русские депутаты Пржевальского уезда писали: «Ни один киргиз не смеет показаться без охраны в населенных русскими местах, но и горе русскому крестьянину, заехавшему далеко в лес. Недавно, еще II марта сего года, киргизы убили 3 солдат уехавших в горы на разведку. Русские бьют единичных киргиз почти ежедневно. Это обстоятельство очевидно неизвестно правительству, но это ужасный факт»[22].

К счастью, после революции власти отказались от такого пути сглаживания межнациональных конфликтов, как массовые переселения, и нашла иные способы закрыть тему преступлений, совершенных участниками событий 1916 года.

Сейчас из-за сложной политической ситуации в современном Кыргызстане эта тема поднимается вновь. Причем, в частности, грабежам в Пржевальске и погром в Беловодском, с которыми прямо или косвенно связаны практически все упоминания жесткости «русских», придается характер типичных примеров и чуть ли не государственной политики, хотя анализ доступных источников точно указывает – происходившее не поощрялось властью и совершенно не отвечало ее политическим целям.

На гражданской войне – непросто встретить примеры гуманизма. В ходе конфликта 1916 года круговоротом событий в преступления были вовлечены люди всех национальной русские и кыргызы, дунгане и узбеки, но глупо было бы приписывать какому-либо из этих народов коллективную волю к злодейству.

Трагедия братоубийства, фактической гражданской войны, стала возможной благодаря амбициям и некомпетентности чиновников и местных лидеров, которые вначале вступили в конфликт, а потом не смогли остановить начавшийся произвол и акта криминального насилия участников. Однако эти люди ушли в прошлое, как и условия тех тяжелых лет, и было бы ошибкой искать черты их вины в событиях и людях сегодняшнего дня.

 

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram