V. Было заявлено, что казахстанская сторона из проекта договора о Евразийском экономическом союзе исключила все не экономические положения. Что это за положения?
Т.Ж. Там нет ничего, что касалось бы внешней и оборонной политики, политики в сфере безопасности, визовой политики, охраны границ, экспортного контроля. Исключены разделы «Образование», «Здравоохранение», «Наука». Осталась экономика, осталось сотрудничество в основных экономических отраслях, конкурентная политика, таможенное регулирование, политика в сфере естественных монополий, интеллектуальная собственность, услуги, трудовая миграция, финансовые рынки — это осталось.
V. Но попытки отойти от сугубо экономики в договоре все-таки были, раз присутствовали все эти пункты?
Т.Ж. Были предложения со стороны наших стран-партнеров это включить. Но это все убрано (из проекта договора), этого ничего нет.
V. Наши чиновники, и вы в том числе, не устаете говорить, что наш бизнес готов к конкуренции, что это — новые возможности и так далее. А вы не боитесь, что пока бизнес дозреет до выхода на эти рынки, ниши будут заняты? Теми же российскими производителями, которые уже сегодня работают в условиях рынка, значительно более широкого, чем казахстанские.
Т.Ж. Полностью такую опасность исключать нельзя. Но здесь нужно понимать и использовать возможности Таможенного союза, которые мы получаем на этом, более крупном рынке. Есть два глобальных подхода. Первый подход — ты можешь оградиться высокими тарифными барьерами, защищать свой внутренний рынок, никого сюда не пускать и быть самым главным на своем маленьком дворике внутреннем, быть там чемпионом и хвастаться своей мощью. Но понятно, что с такой парадигмой ты далеко не уедешь и ты не сможешь получить возможности для быстрого развития на глобальном уровне, ты всегда останешься очень местечковым и очень провинциальным.
Есть второй подход, который предполагает конкуренцию на более крупных рынках. Но такая конкуренция предполагает взаимное открытие: мы запускаем к себе бизнес наших стран-партнеров, которые, возможно, в каких-то сегментах будут более конкурентоспособными. Но мы с другой стороны в других сегментах получаем необъятный рынок, и возможности для безграничного развития и роста.
Это два подхода, которые между собой всегда борются. Но если вернуться к вопросу нашей географической и континентальной замкнутости, не случайно, что за 20 лет независимости мы состоялись, в первую очередь, как сырьевая страна. У нас практически не было экспорта готовой обработанной продукции, поскольку и производства этой продукции было мало. Потому что любое такое производство требует крупного рынка. Легко производить в Китае, где у тебя полтора миллиарда — только внутренний рынок, у тебя миллион смежных поставщиков, которые любую продукцию по самым дешевым ценам поставят, тебе не нужно ничего искать, ничего придумывать. Другое дело — в странах с маленьким внутренним рынком, которые только с опорой на внутренний рынок развиваться не могут, и обязательно нужен выход на внешние рынки. Кроме того, огромные транспортные расходы, которые сопровождают выход нашей продукции на глобальные рынки — это такой своеобразный налог, запретительный барьер, который очень негативно влияет на экспорт нашей продукции, особенно обрабатывающей. Выход на внешние рынки дает только интеграция — как региональная, в рамках ТС, так и глобальная — в рамках ВТО, и преференциальных торговых соглашений с третьими странами.
Я думаю, что те условия, которые у нас есть, и опыт работы в Таможенном союзе за прошедшие уже практически четыре года, они показывают, что, во-первых, у нас никто не «умер». Во-вторых, у нас появились новые отрасли промышленности, которых у нас никогда не было — транспортное машиностроение, автомобилестроение, и другие. В-третьих, мы получили возможность впервые экспортировать готовую продукцию, чего у нас практически не было раньше. И факты говорят пока о другом — назовите мне хотя бы одну отрасль, которая под воздействием Таможенного союза умерла. Нет таких!
V. Но есть отрасли, которые нацеливали свое развитие именно на Таможенный союз. Однако после того, как внутри ТС им были выставлены российской стороной дополнительные барьеры, они оказались в очень сложном положении. Это, к примеру, то же автомобилестроение.
Т.Ж. Определенные сложности именно с отраслью автомобилестроения действительно возникли, детали я не могу сейчас раскрывать, поскольку это переговорный процесс. Мы проблему эту понимаем, Россия эту проблему также понимает. Мы постараемся путем определенных налоговых преференций, стимулов для бизнеса, субсидий, разрешенных в рамках ВТО, эту проблему решать.
V. Вы не боитесь, что все те договоренности, которые есть у Казахстана по вступлению в ВТО, будут нивелированы, что это будет шаг назад? В ВТО об этом уже говорят.
Т.Ж. Мы же не первый день с ними переговоры ведем. Консультации с ВТО не прекращались ни три, ни четыре года назад, ни тем более сейчас, мы постоянно находимся с ними в контакте. Партнеры по ВТО получили текст договора, они его изучают. И они видят, что все условия, которые прописаны в договоре, они полностью соответствуют требованиям ВТО. По содержанию договора никогда никаких претензий не возникало. Но есть вопросы, которые связаны с тарифной гармонизацией. Тарифная гармонизация — это сложный, тяжелый вопрос, но, думаю, сейчас этот вопрос найдет свое разрешение. Остались у нас также вопросы по уровню поддержки сельского хозяйства и по СФС-мерам (санитарным и фитосанитарным мерам). Но, если посмотреть то, с чего мы начинали — с 500 вопросов, то сейчас осталось три вопроса, которые вполне по силам решить до конца года.
V. Мы рассчитываем на выходы через России на рынки ЕС. Но сейчас у России с ЕС не самые лучшие отношения. И вполне возможно, что не за горами тот день, когда будут введены жесткие экономические санкции. Что мы будем делать тогда?
Т.Ж. Мы экономическую политику свою строим все равно независимо.
V. Да, но мы будем союзом, экономическим союзом. Санкции не могут не отразиться на нас.
Т.Ж. Пока конфигурация санкций не ясна. Непонятно, что это будет. Во-вторых, санкции, если они и будут, они будут точечные, и мы не считаем, что эти санкции могут напрямую ударить по торговле Казахстана с третьими странами. По происхождению товаров — наш товар все равно рассматривается на внешних рынках как казахстанский товар, а не как товар экономического или таможенного союза. Есть соглашения о правилах определения страны происхождения, где мы все позиционируемся на внешних рынках как самостоятельные страны. Поэтому по нашему экспорту удар вряд ли вообще возможен, даже теоретически.
По условиям оборота импорта на внутреннем рынке Таможенного союза — это уже совсем другая сторона вопроса. Я не думаю, что будет каким-то образом ограничен импорт в страны Таможенного союза, потому что это очень большой и очень важный рынок, в первую очередь, для Евросоюза. Во-вторых, даже если они каким-то образом захотят ограничить условия торговли с Россией, тогда у нас тем более появляется еще больший шанс, когда торговля с нами будет еще больше увеличиваться.
V. А вам не кажется, что сейчас у казахстанской стороны какая-то страусиная позиция? «Мы не знаем, что будет, как будет, а потом начнем делать». Результат есть уже, и именно у России — темпы роста экономики существенно замедлились.
Т.Ж. А я с вами не согласен. Потому что Россия снижала темпы роста задолго до украинских событий, задолго до санкций. Если посмотреть на отчеты министерства экономического развития России, Всемирного банка и МВФ по Российской Федерации по прошлому году, когда санкциями и не пахло, вы увидите, что прогнозы были такими же, как сейчас. Снижение и возможная рецессия. Это произошло, во-первых, потому что та парадигма экономического роста, которая была завязана на быстрый рост экспорта сырьевых ресурсов, она практически исчерпана. Нет возможностей дальнейшего роста, поскольку себестоимость продукции, которую они производят, приблизилась к потолку рентабельности. Во-вторых, очень большая налоговая нагрузка, большие бюджетные расходы были связаны с масштабными программами, которые в России реализовывались. Это большая инфраструктурная программа, это Сочи, это Казань — универсиада, это проведение саммита во Владивостоке, огромная программа военной модернизации — это все нагрузка на экономику, на бюджет. Поэтому замедление было задолго до этого, поэтому санкции по этому замедлению, которое мы сейчас видим, практически не ударили. Единственное, в чем я согласен — в России произошел отток капитала, и это произошло скорее, из-за угрозы применения санкций. Плюс — снижение кредитных рейтингов. Но кредитные рейтинги Казахстана лишь улучшаются.
V. Да, и по прогнозам всех экспертов, это замедление роста экономики продолжится, предрекают рецессию. Мы же собираемся лишь углублять экономическую интеграцию. При этом вы планируете рост экономики на уровне 6%. И как вы собираетесь его достичь?
Т.Ж. Очень просто. Даже несмотря на рецессию, Россия остается рынком, который в 10-12 раз превосходит Казахстан. Если бы мы даже и не были ни в каком Таможенном Союзе, все равно Российская Федерация является нашим крупнейшим торговым партнером. Даже если бы мы не были в ТС, эта рецессия могла бы отразиться на нас в силу того, что мы очень крупно, очень большими объемами торгуем с Российской Федерацией. Поэтому — есть причины экономического спада в России, и есть Таможенный Союз, наши взаимоотношения с ними.
Да, понятно, есть проблемы у них. Но рынок остается большим, на рынке очень много возможностей. И в-третьих — ну а с кем нам еще торговать? Пока мы не являемся страной, которая производит огромный перечень высококонкурентоспособной конечной продукции. Мы — сырьевая страна, которая только-только начинает к новым переделам приходить в промышленности. Нам крайне важны рынки, на которых мы можем конкурировать. Понятно, что с этой продукцией мы пока не можем конкурировать ни на европейском, ни на азиатском, ни на американском рынках. А в Российской Федерации — можем. Потому что это страна, которая по уровню своего развития примерно в одной лиге с нами. Это наша лига, это наш чемпионат, где мы можем играть и выигрывать. Конкурировать на рынке Китая, Европы или США пока мы не можем. Но нам нужно закалиться в этих играх во внутреннем своем дворе.
V. Но мы готовимся к снижению роста экономики? В отражении от российских реалий? Или вы продолжаете быть уверены, что 6% роста — это возможно?
Т.Ж. Я думаю, что если какое-то снижение и произойдет... Вы просто посмотрите показатели нашего экспорта. В нашем экспорте сколько занимает Россия, Беларусь и сколько занимают другие страны? 93% нашего экспорта — это третьи страны. Потому что мы экспортируем в большей степени нефть, нефтепродукты, газ, металлургическую продукцию. И — не в Российскую Федерацию, которая сама является крупным экспортером этих же видов продукции. То есть, по экспортным рынкам мы никакого сжатия не видим. Наоборот, экспортные рынки растущие, учитывая, что Европа вышла из спада, учитывая, что в Америке неплохие показатели, учитывая, что Китай, хотя и несколько замедлился, там все равно ситуация очень хорошая.
По импорту, скорее всего, будет определенное снижение по итогам года, но в большей степени это связано с девальвацией, поскольку импорт подорожал. Это не связано с санкциями, не связано с кризисом в России. Поскольку мы — сырьевая страна, мы больше зависим от цен на глобальных рынках. А цены пока стабильны, и не показывают динамики спада. Пока цены сохраняются такими — все будет нормально.
V. В преддверии подписания в стране снова усилились девальвационные ожидания, и очень сильно. Если сравнивать курсы, то, по курсу тенге к рублю, стоимость доллара составляет 196 — тенге. Вы готовите вторую волну девальвации?
Т.Ж. Я никаких прогнозов давать не хочу, это в первую очередь, прерогатива Национального банка, который отвечает за валютную курсовую политику. Это — вне сферы компетенции нашего министерства.
V. Но с точки зрения экономики, вы видите целесообразность второй волны девальвации?
Т.Ж. Нет, мы такой целесообразности не видим.
Правила комментирования
comments powered by Disqus